Что бы нам еще сломать?

Порубал Иван-царевич змея,
пробудил царевну ото сна,
а национальная идея
между тем осталась неясна. 

Сжег в печи лохмотья жабьей кожи,
выкрав их, пока жена спала.
Акция сработала, но тоже
ясности особой не внесла. 

А проблем добавилось к тому же —
был эффект совсем не тот, что ждал:
обстановка в доме стала хуже,
и возник классический скандал.

Прорубил Иван дыру в заборе
и ушел на подвиги с мечом.
Срезал все дубы у лукоморья,
на одном сундук нашел причем. 

Разломал Иван сундук на части —
даже не мечом, а головой.
Думал, в сундуке найдется счастье,
а нашелся заяц — как живой. 

И сказал Иван: мол, эта шутка —
несмешная, как плевок в лицо.
Зайца разрубил, а в зайце — утка.
Утку разломал — а там яйцо. 

И уже предчувствуя победу,
взял Иван минутный перекур.
И разбил яйцо — как били деды
золотые яйца личных кур. 

И в ошметках скорлупы и слизи,
медленно стекавшей по стволу,
наш Иван-царевич, взгляд приблизив,
обнаружил ржавую иглу. 

И рефлекс, отточенный веками,
снова в этом случае не спит:
бац! — сломал иглу двумя руками
(заработав гепатит и СПИД). 

И убил Бессмертного Кащея,
и дворец Кащея сжег дотла.
А национальная идея
так же непонятна, как была.

А домой вернулся — там все то же:
мусор, грязь, поломанный забор,
запах жженой лягушачьей кожи
и в глазах жены немой укор. 

Плюнул на пол, выбил дверь ногою
и ушел геройствовать в ночи.
Пободался с Бабою-ягою —
на лопате сжег ее в печи. 

Сжег избу куриную в нагрузку,
а затем, отчаян и жесток,
запихал с размаху прямо в гузку
Соловью-разбойнику свисток.

А затем вскричал Иван с тоскою:
"Господи, ну господи, ну шо?
Шо бы нам сломать еще такое,
чтобы разом стало хорошо? 

Где же эта штука? Кто я? Где я?
А ведь скоро сказочке конец!"
Тут национальная идея
стала проясняться наконец.

Даже сам Господь расправил руку,
гордо обводя родимый край:
"Верно мыслишь! Есть в России штука,
поломать ее — и будет рай!" 

В общем, цель, задача и работа —
и в быту, и в сказках, и в кино —
это взять и поломать чего-то.
Но чего — понять нам не дано. 

И намека не дано нам даже.
И подсказок нам не выдал Бог.
Пусть, мол, сердце доброе подскажет,
пусть, мол, сам покатится клубок...

С этих пор вслепую год от года
с колотушкой ходим меж руин.
Повезло у Толкиена Фродо —
знал чего кидать в Ородруин. 

Что бы нам такое поломать бы?
Но ломаем — и понятно: зря.
Вот сожгли помещичьи усадьбы.
Вот убили веру и царя, 

кулака, эсера и кадета,
нэпмана, затем большевика.
Если кто-то не поломан где-то —
значит, не дошла еще рука. 

Всех переломали, вроде чисто.
Счастье наступило? Вот же хер!
Ладно, поломали коммунистов.
Поломали весь СССР. 

Если в годы прежнего застоя
мы сносили храмы с площадей,
то теперь, полив святой водою,
разломали статуи вождей. 

Следом поломали демократов,
снова укрепили вертикаль.
Что ни поломаешь — все утрата.
Что ни поломаешь — будет жаль. 

Бьемся, бьемся, вкладываем душу,
искренне ломаем как никто!
Только каждый раз, чего разрушим,
все опять окажется не то! 

Мечемся, как мухи, бестолково,
бьемся, как слепые в темноте.
Вот недавно выгнали Лужкова,
ну а пробки по Москве все те!

Наконец нашли занозу в теле!
Вот она, товарищи, ура!
Памятник работы Церетели
в форме стометрового Петра! 

Вот она, причина всех несчастий!
Вот она, Кащеева игла!
Надо распилить его на части!
Надо разнести его дотла! 

Обвалять его в смоле и перьях!
Подарить в другие города!
И тогда у нас по всем поверьям
вмиг наступит счастье навсегда!

До небес возвысится культура,
возродятся фабрики, кино,
и в музей вернется жабья шкура,
что спалили мы давным-давно. 

Пропадут коррупция и пробки,
медицина встанет в полный рост...
Но никто не слышит голос робкий,
а ответ необычайно прост: 

чтоб Иван-царевич вышел принцем
и от бед избавился на раз,
поломать-то нужно главный принцип —
принцип все ломать, что видит глаз.

Леонид Каганов